РОЗКЛАД БОГОСЛУЖІНЬ НА КВІТЕНЬ
“Про суеверия, связанные с соборованием, хорошо знает всякий батюшка. Про то, что в соборовании прощаются «забытые грехи», что «соборное масло» надо хранить в красном углу всю жизнь, что болезни человека сгорают в свече, которую он держит в руках при соборовании, и если свеча в процессе случайно погасла – скоро помрешь.” Священник Сергий Круглов рассказывает о собственном чудесном исцелении и своей упрямой любви к соборованию.
Если батюшка не соборовал долго, значит, лентяй или кощунник
Одна из примет Великого поста в российских православных храмах – частое совершение таинства соборования.
Конечно, все мы знаем храмы и монастыри, где соборование совершается гораздо чаще, даже, бывает, и еженедельно; но уж Великим постом – непременно всюду.
Как вы уже поняли, я говорю не о частном совершении соборования, когда конкретный больной прихожанин доползает до храма и просит его пособоровать (или призывает священника на дом) – я именно об «общем» соборовании (забавно, когда некоторые клирики называют его «общественным»; в современном сознании, в языке масс-медиа и соцсетей, «общественное» (светское) и «церковное» как раз противостоят друг другу; ну, это уж я к слову помянул, простите меня, филолога!..).
Простите и за то, что догматически правильное название «елеосвящение» именую кратким «соборование»: именно это народное название стало в православной среде привычным. Хотя, если посмотреть на то, как именно оно совершается сегодня на многих приходах , именно «соборованием» назвать его можно с натяжкой, по крайней мере, в прежнем традиционном смысле: «соборование» – от слова «собор», то есть над ОДНИМ больным СОБИРАЮТСЯ НЕСКОЛЬКО священников, традиционно – семь, мы же часто видим во время тех самых общих соборований, как ОДИН , хорошо если ДВА-ТРИ батюшки, соборуют несколько ДЕСЯТКОВ человек (помню девяностые годы в нашем храме: и по двести, и по триста за раз бывало).
Священноначалие нашей Церкви понимает непростоту ситуации и в чем-то пошло на некие шаги, облегчающие неподъемные труды приходского батька: в новых изданиях Требника есть и новый чин соборования, в котором предписано, если священник ОДИН, над ОДНИМ больным читать молитву-Апостол-Евангелие не семь раз, а единожды, единожды и помазывать.
Это всё хорошо, кабы не веками устоявшийся в народе образ соборования, с непременными семью свечами, чашкой с зерном, куда эти свечи ставятся, вычитыванием долгих канонов и молитв, образ, предполагающий, что, дескать, если батюшка не совершал соборование долго и со множеством манипуляций, значит, сделал что-то не то, значит, лентяй или кощунник (увы, знаю священника, который этак-то приступил соборовать по новому Требнику, а на него за это особорованный болящий написал жалобу архиерею).
Про то, что в соборовании прощаются «забытые грехи»
Таинство соборования, на мой взгляд, самое таинственное из всех семи таинств Церкви. Именно потому, что оно – самое простое, на его основе довольно трудно развести богословскую прю из многочисленных мнений, теологуменов, ссылок на авторитеты, и так далее. Иными словами, простора для толкований соборование дает немного.
В последнее время мне доводится, по мере сил и возможностей, давать уроки слушателям лектория для взрослых при Воскресной школе местного собора. И я обратил внимание, что для того, чтоб в общих хотя бы чертах обсудить, например, таинства причастия или исповеди, нам не хватает и двух отведенных часов, а на соборование у меня ушло полчаса…
Основывается это таинство, как известно, на словах из соборного (то есть написанного не для конкретной церковной общины, а для всей Церкви Христовой) послания апостола Иакова, первого иерусалимского епископа . Святой Иаков, как говорит предание Церкви, был сыном Иосифа Обручника от его первой жены и потому в Евангелии называется «братом Господним».
Согласно преданию, Господь Иисус Христос явился ему после Своего воскресения и поставил его епископом Иерусалимской церкви. Таким образом, на долю апостола Иакова выпала особенная деятельность: он не путешествовал с проповедью по разным странам, как остальные апостолы, а учил и священнодействовал в Иерусалиме, имеющем столь важное значение для христианского мира.
Центральная мысль его соборного послания — «вера без дел мертва», без дел любви и милосердия, что вполне согласуется с тем, что Сам Спаситель говорил о вере в притчах о добром самарянине, о Страшном суде и других, делал во дни Своей земной жизни, исцеляя больных, бесноватых, кормя голодных и воскрешая умерших, и заповедал совершать всё это и Своим ученикам.
«Злостраждет ли кто из вас, пусть молится. Весел ли кто, пусть поет псалмы. Болен ли кто из вас, пусть призовет пресвитеров Церкви, и пусть помолятся над ним, помазав его елеем во имя Господне. И молитва веры исцелит болящего, и восставит его Господь; и если он соделал грехи, простятся ему. Признавайтесь друг пред другом в проступках и молитесь друг за друга, чтобы исцелиться: много может усиленная молитва праведного».(Иак. 5, 13-16)
Конечно, и смягчающие свойства оливкового масла-елея, и дезинфицирующие свойства вина, и понимание того, что болезни тела могут быть последствием грехов, и обращение к высшим силам за исцелением, и практика целителей – всё это было известно и средиземноморской, и ветхозаветной культурам задолго до христианства. Главное отличие церковного таинства елеосвящения – христоцентричность, то есть возведение чаяний исцеления именно ко Христу, и церковность: молитва праведного может быть усилена молитвой Церкви, помощью братьев и сестер…
Когда с течением земной истории, со сменой лет и веков, свежесть ожидания второго пришествия Христа «вот сейчас» угасла, многое в церковной жизни изменилось. И сейчас мы видим, что и таинство соборования приобрело в Церкви индивидуальный характер.
Люди, приходя собороваться, ищут исцеления и смягчения именно своей конкретной болячки, каясь при этом в своих частных грехах, и если , по напоминанию батюшки, сами, соборуясь, молятся «молитвой веры», а не просто пассивно подвергаются помазанию, то молятся тоже всяк про себя, про свои личные недуги, втайне, отъединенно…
Про суеверия, связанные с соборованием, хорошо знает всякий батюшка.
Про то, что в соборовании прощаются «забытые грехи», и иные годами не бывают на исповеди, надеясь, что вот зато пособоруются – и всё им автоматически спишется.
Про то, что «соборное масло» надо хранить в красном углу всю жизнь, что никому другому им потом пользоваться нельзя, ибо «чужие болезни на себя возьмешь», что, если человек умер, то это масло надо непременно вылить крестообразно ему в гроб при отпевании (сам не раз наблюдал гроб, из которого каплет вылитое туда масло…).
Про то, что болезни человека сгорают в свече, которую он держит в руках при соборовании, и если свеча в процессе случайно погасла, или ее не хватило на все время таинства – скоро помрешь.
И не только суеверия: знаю, что иные настоятели рассматривают соборование постом именно как дополнительный источник дохода для храма: «Постом не соборовать – это все равно что свечи не продавать, на что тогда храму жить-то…»
Всё это я знаю.
И при всем при этом соборование – да-да, то самое «общественное» – все-таки люблю.
Почему?
К концу соборования священник в таком состоянии, что хоть самого соборуй
Сейчас попробую сформулировать…
Для меня лично, например, это нелегкий труд: читать канон-Евангелия (Апостола чтецы читают, если есть они) – молитвы (как правило, соборования бывают по воскресеньям, то есть перед этим и Литургию отслужишь, и еще что-то, так что какой там голос), однообразно мазать, не ткнуть кого-то кисточкой не туда, не сбиться со счету: «Вы сколько раз помазаны?», не перепутать строй и порядок, если одновременно с тобой мажут несколько собратьев-сослужителей, на ходу что-то еще и объяснять людям, не излить на них свою усталость, раздражение, немощь свою человеческую… К концу оного массового соборования священник обычно в таком состоянии, что хоть самого тут же соборуй.
Но знаете, после примерно четвертого Евангелия (чтущий да разумеет) открывается второе дыхание – замечал кто-то?… И пятую молитву, длиннющую, читаешь уже в каком-то ином состоянии, хрипло, сил не имея, но от сердца, тем паче что там речь-то к Богу – еще и про себя самого: «Иже мене смиреннаго и грешнаго, и недостойнаго раба Твоего, во мнозех гресех сплетеннаго и страстьми сластей валяющагося, призвавый во святый и превеличайший степень священства, и внити во внутреннее завесы, во Святая Святых, идеже приникнути святии Ангели желают, и слышати Евангельский глас Господа Бога, и зрети самозрачне лице Святаго возношения, и наслаждатися Божественныя и священныя литургии, сподобивый мя священнодействовати Пренебесныя Твоя Тайны, и приносити Тебе дары же и жертвы о наших гресех, и людских невежествиих, и ходатайствовати о словесных Твоих овцах, да многим и неизреченным Твоим человеколюбием прегрешения их очистиши…».
И – зачала евангельские… Никогда до меня так ясно не доходил смысл притчи о десяти девах, как во время чтения этого зачала на соборовании.
И – люди.
Часть – одни и те же, «заслуженные ветераны соборования», прихожане и бабульки, приходящие собороваться из раза в раз как должное. Этих ничем не пронять, никакими проповедями; они вековечны, как земля.
Еще часть – неофиты, которым впервые рассказали про это таинство, которые – впервые и истово, у которых глаза горят, которые активно гасят и зажигают свечи, подставляют под кисточку руки, реагируют на каждое слово священника, на буквально всё, и только из-за них бывает совестно – небречь, ослабить, опустить…
Малое количество детей, под цепким присмотром приведших их мамок да нянек; эти быстро обессиливают и впадают в подобие транса, сидят на табуреточках и послушно ждут, когда все кончится, – дети, которые вот-вот скоро станут подростками, взбунтуются и покинут этот пропитанный маслом и ладаном, утепленный свечками, ограниченный иконостасом, тщетно ограждаемый надеждами мамок на «лучшую долю, если Боженьку слушаться» мирок – навсегда, на время ли, кто исповесть.
Обязательно – несколько любопытствующих, случайно зашедших в храм и увидевших : «Ой, что тут делается!…. Мажут, колдуют, священнодействуют!… Ой, и меня вот этим помажьте!», пристраивающихся такими сияющими бемби сбоку в ряд; таким обычно я говорю добрым, но скучным голосом, что тут совершается таинство елеопомазания, если хотите в нем поучаствовать – то сперва походите на исповедь, на причастие, сперва воцерковляться и все такое, и предварительно запишитесь у свечного ящика; чаще всего действует безотказно – любители фейных сказочек обескураживаются посконной простотой церковной реальности и разочарованно сливаются.
Ради того, чтобы поучаствовать
Мажу и мажу; лоб –ноздри-щеки-губы-грудь- руки («таааак… теперь той стороной…»).
Лица.
Ждущие; покорные; зачарованные; доверяющие; усталые; руки – заскорузлые от тяжелого труда и коричневые, белые и одутловатые от болезни, слегка дрожащие, неловко перекладывающие свечку, воткнутую в бумажку, из одной в одну… Некоторые так смешно причмокивают губами – пытаются ртом поймать кисточку.
К последней фазе соборования они все блестят («втирайте, втирайте масло!»), как блины на Масленицу. Во всех них, и во мне тоже – усталость, конечно, но смешанная – с радостью. О чем эта радость? О том ли, что кончается трудный процесс, или о чем-то большем, важном?..
Я думаю вот о чем: в совершении этого самого «общественного», то есть массового, соборования прихожан, мне удается как священнику коснуться того, чего, к сожалению, далеко не всегда удается коснуться во время Литургии, во время Евхаристии: екклесии, живого единства Церкви Христовой.
И не только я, но и они это чувствуют , просто не знают, как сказать, – обычные, грешные, косные, суеверные прихожане, возлюбленные чада Божьи, святые, то есть взятые Им в Свой особый удел.
Таинство, в общем.
Не исцеления даже ждут в нем участвующие, не шаманского чуда исполнения мечт о здоровье и благополучии, какие там мечты о здоровье, ведь многие все понимают, но соборуются раз за разом, не ради «результата», но ради того, чтобы ПОУЧАСТВОВАТЬ…
Таинство любви, как и всё, что есть в Церкви.
“Чем лечились? – Да ничем, пособоровался только”
….Ну, и , чтоб, как говорится, два раза не вставать: вот спрашивают, ну а бывают ли в результате такого массового соборования случаи исцеления?
Не знаю, может, и бывают.
Одно, по крайней мере – точно было.
Дело было в 1996 году. В марте как раз месяце этого года я работал на стройке в селе Селиваниха, это несколько километров от Минусинска. Помню, шел потом домой пешком, радовался весне, кругом – сугробы, снег, вода, промочил ноги. И схватил тяжелейшую двухстороннюю пневмонию. Долго лежал в местной больнице. А при выписке у меня нашли поражения легких, какие-то точки, так что судьба мне отныне была постоянно наблюдаться у фтизиатра.
В августе этого же года, на Марию Магдалину, я крестился.
В сентябре или октябре – соборовался, вот точно так массово, как тут описал.
После этого был у меня плановый визит к участковому врачу, перед этим – прошел, как положено, флюорографию.
Она долго вертела снимки, потом спросила: «У вас все прошло, странно… Чем лечились?»
«Да ничем. Вот пособоровался только…» – ответил я. Врач недоуменно поглядела на меня и что-то написала в карточке.
С тех пор я больше и не соборовался ни разу.
Чудо и есть чудо, зачем пытаться его повторить.
Сам только вот соборовал других.
Священник Сергий Круглов
Читайте також
